День рождения: 16.08.1973 года
Место рождения: Новочеркасск, Россия
Гражданство: Россия
Я БЫЛА СЧАСТЛИВА В ВОЕННОМ ГОРОДКЕ
Что же касается выбора, на первом месте у меня семья: муж, дети. Только ради чего-то важного, действительно интересного… Понимаешь: другого шанса не будет — и решаешься работать. Причем без чувства вины по отношению к детям. Уникальность русской актерской природы — в изобретательности. Страшен перебор. Особенно если режиссер неточно знает, чего хочет (бывает и такое), важно иметь собственный ограничитель, внутренний компас, который выведет…
— Думаю, амплуа определяют режиссеры и критики. Меня пока ведет то, что Толстой называл энергией заблуждения. Почему-то кажется: могу играть все, хотя, конечно же, это не так.
— Обычно ваши героини — беззащитные, страдательные, как в «…декамероне».
— Когда мы с Андрюшей Прошкиным только начинали работать, я волновалась. Кинопроба вообще — не самая приятная вещь. Не знаю артистов, которые бы любили пробы. Что-то он себе придумал, хотел посмотреть, могу ли соответствовать. Но я-то сочинила совсем другой характер. В результате все-таки получилась его версия. Хотелось сыграть резче. Но даже просто быть на «одной доске» с такой великой актрисой, как Глен Клоуз, — фантастическая школа. Ходила смотреть, как она играет, даже когда у нас не было общих сцен. Мощная, глубокая актриса. Ему виднее, какая краска предназначена в этом оркестре мне. В общем, сильно не спорила.
К своему желанию надрыва отношусь осторожно. Русские артисты известны тем, что любят развернуть меха эмоций до предела… Это не всегда здорово.
Не хочу тратить жизнь на то, во что сама не верю.— Насколько мнение Андрея Сергеевича решающее в момент выбора роли?— Очень значимо. Если скажет: «Тебе не стоит этого делать», скорее всего, откровенно говорю: откажусь.
Знать точно, чего хочет, не теряя этого ощущения ни на миг.
— Наши актеры отличаются тем, что предлагают режиссеру на дублях совершенно новые, неожиданные решения…
— Не думаю, что это хорошо или плохо. Пока есть силы, нужно делать как можно больше интересных вещей. Особенно в нашей профессии, недолговечной для женщины. — В театре Янки Купалы вы играли роли героинь в «Оглянись во гневе», «Безымянной звезде» и даже в «Лысой певице» Ионеско. Вы когда-нибудь задумывались о своем актерском амплуа?
— Работа в Америке — еще один трудный экзамен, добавивший уверенности в собственных силах или сомнений?
— Принесший уверенность в том, что могу играть по-английски без акцента, я очень волновалась…
Поэтому горжусь, что озвучивала в фильме себя сама. Ведь я сама до 16 лет жила в военных городках, видела женщин, у которых много любви, не нужной ни мужчинам, которые служат, ни армии, ни обществу. А когда еще Бог детей не дал… В фильме эта линия смягчена. С другой стороны, есть общая картина, которую режиссер составляет из образов, актерских решений. Это качество и человеческого содержания в том числе. Не убавляя накала драматизма в каждом дубле, не позволять бесконтрольных эмоций. Я слышала, как одна молодая актриса спрашивает актрису в возрасте: «Боже мой, вы так плакали, так плакали… Как этого добиться?». «Милая, самое трудное — сдержаться». Как планируете время, тратите силы, эмоции?— Есть вещи, которые необходимо делать, несмотря ни на что. Проект «Едим дома» должен регулярно сниматься. Я в него уже ввязалась.
Хочешь не хочешь, болеют дети — снимаюсь. В этом смысле жестокая профессия. В Белоруссии знала актрису, у которой в середине второго акта спектакля трамвай сбил ребенка.
Казалось, я ему не очень-то и нравилась… Вообще наша профессия — не точная наука, которую можно «выучить». Боюсь состояния, когда неинтересно.
— Вы снимаетесь редко. Мало предложений? Строгий муж, он же семейный менеджер, не разрешает сниматься?
Дело не в самостоятельности решения. Он большой мастер, проживший жизнь в искусстве, много сделавший. Я в сравнении с ним не то что из пеленок, может, из утробы еще не вышла…— Что вы, в детстве мы так счастливы, что способны многого не замечать… Когда рядом мама… Запахи, цвета — все это для меня окрашено романтикой. Мама могла разбудить в пять утра: «Лелик, посмотри, какой восход». Горы под облака, окрашенные немыслимым цветом. Особенно женщины, и моя мама в том числе. Поэтому вся проблемная энергия взросления была направлена на сострадание, помощь окружающим. Что потом, видимо, и переработалось в те самые круги «деревянные» в глазах. Что, не видно?— Во «Льве зимой» вы снимались на одной площадке с американцами. Если можно, несколько слов о различии школ.— Наблюдая, как работают голливудские актеры, научилась ценить чувство меры в нашей профессии. Работа Глен Клоуз, которая из дубля в дубль может, не делая чрезвычайно новых импровизаций, оставаться сильной, наполненной, напряженной.
— Интересных предложений в самом деле крайне мало. После фильма Прошкина «Игры мотыльков» у меня не было сомнений, хочу ли я у него сниматься. Пошла бы и на крохотную роль. Хотелось посмотреть, как он работает с актерами.
— Про компромиссы. Двое детей, киносъемки, театр. Телевизионная программа «Едим дома» — в еженедельной сетке. С возрастом женский эмоциональный аппарат становится более подвижным. А тут железный контроль.— Мне кажется, вам нравится сам процесс учебы. После Белорусской академии искусств и главных ролей в театре вы продолжили учебу в Лондонской академии музыки и драматического искусства.
Но ведь в кино вы снимаетесь уже с начала 90-х, когда появились драма «Пойти и не вернуться» и комедия «Игра воображения».— Фильм Князева — напряженная минималистическая экранизации повести Василя Быкова. Всего два актера. Не знаю, почему режиссер предпочел меня. Она доигрывала, зная об этом. Оправданно ли это, не знаю, но это так. Что же касается выбора, на первом месте у меня семья: муж, дети. Только ради чего-то важного, действительно интересного… Понимаешь: другого шанса не будет — и решаешься работать. Причем без чувства вины по отношению к детям. Пока есть силы, нужно делать как можно больше интересных вещей. Особенно в нашей профессии, недолговечной для женщины. Думаю, лет через 20 во мне уже не будет острой потребности.
— Ваши театральные работы вызвали неоднозначную реакцию критики…
— И Нина Заречная на сцене Моссовета, и мисс Жюли в Театре на Малой Бронной — роли трудные, пьют много крови. Но в своей сложной драматургии они перекликаются, как музыкальные мотивы.
— И как тема женской судьбы, потеря себя в любви к мужчине… Вам не мешает личное благополучие, когда предстоит прожить сломанную драматическую судьбу?
— Мне думается, человек должен быть счастливым, чтобы играть несчастье. Какие-то беды, неудачи лично мне мешают. Хотя в результате, наверное, все это как-то перерабатывается, впечатывается в глаза — единственную видимую часть мозга. Известно: как бы женщина хорошо ни выглядела, глаза все равно расскажут, сколько ей лет, сколько пережито, скольких мужчин она любила…
— Примерно, как круги на дереве…
— Для того чтобы погружаться на сцене в роль, мне не нужен допинг внешних раздражителей и горестей. Для этого достаточно владеть профессией.
— Как вспоминается жизнь в военном городке. Мрак?
Подобного уровня предложений нет. Вячеслав Криштофович, автор «Ребра Адама», — тончайший режиссер. Звал меня весной сниматься. Я не могла по своему графику. Летом все увито виноградом. (Отчим служил в Армении.) У меня не было переходного возраста. Я как-то вдруг сразу поняла, насколько жизнь вокруг сложна. Насколько несчастливы люди вокруг. И то, что он дождался меня, — дорого. Так редко случается «счастье работы». «Жизнь слишком коротка, чтобы страдать на работе», — говорит мой муж. До предложений чистого ширпотреба стараюсь не опускаться.
