Конь под бронзовым царем рвался в галоп. Казалось, еще мгновение — и громадный всадник уйдет в небо.Не счесть сокровищ искусств в Петербурге: гениальна улица Росси, великолепен Зимний дворец Растрелли, грандиозен Исаакий Монферрана… И все же прав тот, кто сказал: «Нет Петербурга без клодтовских коней!»
«Поэма о коне и человеке»
И вот настал торжественный час. У плавильных печей вокруг Клодта и его подручных собралось множество люда. Ждали пуска металла.
Он с интересом разглядывал деревянных лошадок. И вдруг сказал: «Продайте коня, барон!» — «Не продается», — ответил Петр. «Отчего же?» — «Офицерская честь не велит. А вот подарить могу».
Находил своих предков в родословных древних ломбардских цезарей, ветеранов Юлия Цезаря, в Вестфалии, Саксонии и Пруссии, в княжествах Айлен, Варбург, Брауншвейг, в Ливонии и Курляндии…
Но судьба этого живого и плодотворного рода вдруг совершила удивительный поворот: с XVIII века Клодты решительно «прописались» в России. И тут, в полном смысле слова, заблистали.
Первого русского Клодта звали от рождения Карлом Густавом. При дворах и армиях их императорских Величеств Екатерины II, Павла I и Александра I его окрестили Карлом Федоровичем. За безупречную службу награждали орденами Святого Владимира и Святой Анны. Золотой шпагой — «За храбрость».И Клодт подумал о том, что на этот раз без живого коня, без подлинной натуры, ему никак не обойтись. Лошадь все время должна быть рядом, днем и ночью. Только так можно стать водничим своего коня: сперва самому его укротить и приручить, а уж потом оседлать — бронзового.И вот из конюшен царских в конюшню академическую привели двух чистокровных арабских жеребцов — в полное распоряжение скульптора: Петр мог их и рисовать, и лепить, и кормить из своих рук, и запрягать в свой экипаж.
Но «лошадник» продолжал мастерить коней. Как-то в Петров день пришли к прапорщику Петру Клодту сослуживцы. С ними незнакомый штабс-капитан.
Предатель рода
Ему нравилось не гарцевать, а наблюдать лошадей — их стать, природную грацию, врожденное благородство. В артиллерийском классе вместо баллистических траекторий рисовал лошадей. А увидев однажды, как из березового полена Петр вырезал лошадку, старший брат Владимир воскликнул: «Петька, ты нашего рода предатель! Лошадник! Ямщик!»
На четверке его крылатых коней едет по фронтону Большого театра бог Аполлон. Со стен Большого Кремлевского дворца несется на коварного Змия Георгий Победоносец…Его «лошадиная» судьба была как бы предопределена: в детстве отец Карл присылал сыну Петьке из армии бумажных лошадок, вырезанных из игральных карт; в юности, юнкером-артиллеристом, любовался выездкой столичных гусар. Но в гусары не пошел.Я смотрю на рисунок 160-летней давности, где некий художник отразил 30-летнего скульптора Петра Карловича Клодта: какое сходство с его прапра-правнуком Евгением, художником-дизайнером и моим другом!Евгений Клодт: Наш род известен чуть не с X-XII веков. Мой отец искал корни Клодтов по всей Европе, ибо всюду они оставили свой след.
В тот же год он вновь отлил «Укротителей». Но уже другой гость Николая I, король обеих Сицилий Фердинанд II, увидев божественных коней Клодта, пожелал видеть их ежедневно у себя в Неаполе. А получив их, наградил Клодта Неаполитанским орденом. После чего европейские газеты сообщили: «В Неаполе нынче находятся три чуда: тело Спасителя, снятое со Креста, покрытое прозрачной мраморной пеленой, «Снятие Спасителя со Креста» — картина Эспаньолетта, и бронзовые кони русского барона Клодта». На следующий день он подал в отставку…
А затем начались чудеса. Кто-то из царской свиты преподнес императору Николаю I деревянного всадника. Обожавший подобные игрушки и, как известно, любивший поиграть «в кавалерию» царь молвил: «Прелестно. Кто же сей даровитый резчик?» — «Барон Клодт, Ваше Величество. Отставной поручик». — «Пусть вырежет для меня отряд конногвардейцев». И, получив их, приказал: «А теперь покажите мне этого барона!»
Госпожа Удача
Шутка ли: отставной поручик, игрушечник, бедняк (даром что барон) зван на аудиенцию к самому императору! Как в сказке, успешно проходит царево испытание: самоучка, всем на удивление, блестяще копирует немецкие эстампы. После чего высочайше рекомендован Академии художеств, взят под ее покровительство. Жизнь его в одночасье введена в творческую колею: лекции в Академии, копирование в музеях и дворцах античных мраморов, новые знакомства… Но скульптура еще «за горами», и Петр Клодт по-прежнему режет свои игрушки — лошадей и гусар, которые идут нарасхват.
Между тем ему двадцать пять — возраст, когда подлинные мастера, как правило, уже творят шедевры. От игрушек же Петра до настоящей скульптуры, кажется, еще ох как далеко! Однако госпожа Удача не дремлет. Загадочная судьба Клодта готовит его поразительный взлет. Уже воздвигнуты новые (каменные, взамен деревянных) Нарвские Триумфальные ворота, над которыми вот-вот вздыбится Колесница Славы.
И к первой и ко второй бронзовым группам Клодт сделал их копии в гипсе, тонировав под бронзу. Царю не терпелось открыть поскорее новый Аничков, поставив скульптуры на все четыре угла моста. Думал ли тогда Петр Клодт, что понадобится еще целых десять лет, прежде чем он сыграет перед петербуржцами на Аничковом весь свой блестящий спектакль — в четырех бронзовых картинах.Однако и то, что увидел Петербург 20 ноября 1841 года, восхитило всех: «Жизнь коня и человека на Аничковом, — писали газеты, — представляет новый мир в искусстве.А на Невском шла перестройка Аничкова моста. Архитекторы, путейцы, строители — весь Петербург работал на клодтовских коней. Вскоре была отлита и вторая группа «Укротителей» — та, где молодой водничий удерживает коня, вставшего на дыбы. А вам прощения не будет, ибо вы никто».
И происходит невероятное. Мастер, никогда не работавший в глине и гипсе, в античной классике и имперских формах, вылепил первого гигантского коня так, что комиссия единогласна: «Сия модель сделана с желаемым успехом». Вся же шестерка коней изваяна и отлита всего за год. Толпа, сняв шапки и крестясь, притихла. Рабочие ударили ломами в литок, и расплавленная бронза, горячо дыша и сверкая, потекла в формы. Клодт был весь в напряжении.
Решив (вопреки замыслу царя) поставить свою скульптурную «поэму» на Аничковом, Петр лишь намекнул об этом Николаю — согласие пришло само собой. Царь понимал, что Аничков и в самом деле устарел, нужна реконструкция. А тогда и кони Клодта будут здесь к месту.Логика творческого поведения Клодта неизменно приводила его к успеху.
Дорога на Аничков
Аничков мост тогда еще был узок и пуст. И, возможно, таким бы и остался, не назначь Николай I молодому скульптору новую встречу — на этот раз в своем конногвардейском манеже, на смотре английских жеребцов.
Коней выводили английские водничие. Царь сравнил их с мифологическими Диоскурами и спросил Клодта: «А ты что скажешь, барон?» «Кони благородные, Ваше Величество, — уклончиво ответил Петр. «Вот что, — продолжал император. — Мы Дворцовую площадь перестраиваем: неплохо бы туда коней и укротителей поставить».
С этой шпагой полковник Карл Клодт шел на французов в Бородинской битве. Закончил службу бароном и генералом, оставив России пятерых сыновей.Одного из них звали Петр Клодт. Его бронзовые кони вот уже полтора века украшают Аничков мост.
И работа пошла. Николай I, посетивший мастерскую и увидевший коней еще в глине, восхищенно сказал: «Барон, твои кони лучше моих жеребцов».
Евгений Клодт: Первые две группы были готовы к отливке. Однако… Как же все-таки кони Клодта оказались именно на Аничковом мосту? Ведь и царь, а затем и академический совет решили установить «Укротителей» (таково было условное название) возле Адмиралтейского бульвара, у входа с набережной на Дворцовую площадь. Но в один прекрасный летний вечер Петр Карлович вышел из дома и отправился искать свое место. Спустя много лет, собирая материал для книги о прапрадеде, мой отец Георгий Клодт прошел тем же путем.
«… Через Исаакиевский наплавной мост, — рассказывал отец, — Петр Клодт прошел к Адмиралтейству и Набережной — туда, где должен коней поставить. Справа и слева — величественные шпили Петропавловки и Адмиралтейства, между ними мачты кораблей. Ну а ежели взглянуть с Невского? Прямо в глаза — шпиль. Так кто же и откуда увидит здесь его коней? И, оставив за спиной Адмиралтейство, пошел по Невскому проспекту. Пересек Мойку, заглянул на Театральную. Вернулся на Невский. Дальше, кажется,было уже некуда. Подобно водничему, осаждающему коня, скульптор Петр Клодт взял-таки часть этого искусства в свои руки и своротил с ложной дороги на настоящую».Царь вызвал к себе Клодта и сообщил: хочет-де прославить его творения во всем мире. А для сего дарит уже отлитые скульптуры прусскому королю Фридриху Вильгельму IV, который от них без ума.
Сам отливал
И, как показало время, приобрел сокровище, достойное всех его будущий деяний. Мой пра-прадед, художник-жанрист Михаил Петрович Клодт, вспоминал: «Моя мать была хороша собой, стройна и грационзна. Притом развеселого характера». «С Юленькой я, как у Христа за пазухой», — говаривал Петр. Своеобразным подарком новобрачным стал следующий заказ царя, который, спустя годы, приведет Клодта на его Олимп — на Аничков мост.
Так, будучи еще вольнослушателем Академии, он пошел в ученики к лучшему русскому литейщику Василию Екимову. И став уже именитым, не оставлял художественного литья, чтобы достоверно знать — что и как из вылепленного перейдет в бронзу. В тот момент, когда первые модели были готовы к отливке, внезапно умер Екимов. И, как единственному скульптору, в совершенстве овладевшему литьем, Клодту предложили не только самому одевать в бронзу свои изделия, но и возглавить весь Литейный Дом.
Ему нравилось не гарцевать, а наблюдать лошадей — их стать, природную грацию, врожденное благородство. В артиллерийском классе вместо баллистических траекторий рисовал лошадей. А увидев однажды, как из березового полена Петр вырезал лошадку, старший брат Владимир воскликнул: «Петька, ты нашего рода предатель! Лошадник! Ямщик!»
И Колесница Славы помчалась. Итогом стало событие еще более невозможное: скульптор-самоучка враз удостоился звания академика.Евгений Клодт: В том же 1832 году произошло событие, в жизни Петра Карловича, быть может, еще более важное: молодой академик женился на племяннице Мартоса, ректора Академии, — Юленьке. Рабочих лихорадило от жара — им давали пить молоко. Президент Академии художеств Оленин, не в силах стоять от волнения, сидел за дверями литейки и бормотал молитвы. Внезпно раздалось мощное «ура». Свершилось! Клодт вышел к Оленину, рухнул рядом с ним на табурет…
И тогда… Тогда вдруг вспоминают об «игрушечнике» Клодте! Ошеломленный, испуганный, Петр колеблется. Но ему говорят: «Вы не можете отказаться, барон. Кое-кому это, быть может, и сойдет.Колесницу вылепил Демут, фигуры коней — Пименов. Но царь вдруг заявляет, что «кони Пименова слишком худы». И распоряжается позвать столь же известных скульпторов Гальберга и Орловского. Однако оба (из профессиональной солидарности или боязни не угодить императору) находят предлог для отказа.
Но он пошел. И остановился на Аничковом мосту. В обе стороны от него, сколько глаз позволял, уходил Невский: мчались кареты, гарцевали офицеры, шли дамы и господа, спешил куда-то чиновный люд… И, ощутив, как вдруг забилось сердце, Петр Карлович понял — выбор сделан: с этого места он видел все, и — все видели его!»
Пришлось Петру ехать в Берлин с подарком.
Евгений Клодт: Тут, между прочим, выяснилась одна из самых удивительных черт Петра Карловича, ставшая характерной чертой нашей династии: потомок иноземцев, он по своему духу, привычкам, пристрастиям был таким русским, что, находясь в Германии, ужасно тосковал по родине. Впрочем, «страдания» Клодта были вознаграждены: Фридрих Вильгельм пожаловал ему орден Красного Орла и бриллиантовую табакерку.
У Дворцовой площади архитектор Росси возводил здание Генерального штаба — в память о войне с Наполеоном. И когда над аркой, сверкая, восстала Колесница Победы, у подпоручика Клодта в груди что-то взорвалось. Шестерка бронзовых коней летела к нему из поднебесья. Берлин, Париж, Рим удостоили Петра Клодта звания почетного члена своих Академий.
Вместо эпилога
«Укротители» на Аничковом стали лебединой песней Клодта, спетой скульптором на сорок пятом году жизни, в самом расцвете творческих сил. Сочиняя лучшее свое творение, он в то же время участвует в украшении интерьеров Исаакиевского собора — его горельф «Христос во Славе» украсил фриз над Алтарными вратами. Создает гигантский барельеф для Мраморного дворца, изобразив на нем охотничьи и дорожные картины. В 1849-м, за год до полного завершения эпопеи на Аничковом, побеждает в конкурсе на памятник русскому баснописцу Ивану Андреевчу Крылову. А уже в 1852 году отливает и усаживает своего «дедушку» в Летнем саду — с раскрытой книгой в руках, с печально-задумчивым лицом, в окружении целого зверинца басенных героев.
Диапазон скульптора в эти годы поражает: от интимного «домашнего» памятника Крылову в Петербурге до поистине вселенской статуи Владимира Святого в Киеве. После чего Клодт приступает к последней из своих великих работ — памятнику Николая I. Свершение это и грандиозно и символично. Петр Карлович пережил своего царя на 12 лет. Но, по существу, вся его творческая жизнь прошла при императоре, под его покровительством. Кому же, как не ему, суждено было оставить память об императоре? Вероятно, это понимали все. В том числе и Монферран — творец Александрийского столпа, которому Александр II поручил сооружение памятника своему отцу. Зодчий, не колеблясь, предложил Петру Клодту вылепить и отлить конную статую царя.
Когда-то молодой «игрушечник»Петр Клодт вырезал для Николая конногвардейца, удивительно похожего на царя. Спустя тридцать лет, став первым скульптором России, он поставил бронзового «Конногвардейца» на пьедестал… Огромный, чуть не на две головы выше всей своей свиты, в накинутой на плечи николаевской шинели, в белой фуражке с красным околышем, Александр II стоял перед своим батюшкой. Затем, обернувшись к Клодту, молча протянул ему руку.
День рождения: 05.06.1805 года
Дата смерти: 20.11.1867 года
Гражданство: РоссияЕго «лошадиная» судьба была как бы предопределена: в детстве отец Карл присылал сыну Петьке из армии бумажных лошадок, вырезанных из игральных карт; в юности, юнкером-артиллеристом, любовался выездкой столичных гусар. Но в гусары не пошел.