День рождения: 03.01.1951 года
Гражданство: США
Журнал «КАРАВАН ИСТОРИЙ», январь 2000
Он склонился над поверженным противником, сжимая в руке пистолет. «Снято!» — прокричал режиссер, и Мэл Гибсон облегченно вздохнул: еще одна сцена завершена, теперь можно поехать домой к жене и детям. Герой боевиков и мелодрам, мачо, которого обожают все женщины Америки, — в жизни скромный парень и примерный семьянин. Он ненавидит шумные вечеринки, совсем не пьет и разводит на своей ферме крупный рогатый скот. Но так было не всегда…
«Можно взять у вас интервью, мистер Гибсон?»- миловидная журналистка решительно протягивала микрофон. Шумная орава детишек была предоставлена сама себе: Хаттон Гибсон, скромный железнодорожный кондуктор, целыми днями пропадал на работе, мать безуспешно пыталась управиться по хозяйству. Кое-как сводили концы с концами и даже строили планы на будущее. Но однажды семью постигло несчастье… Мигрень, знаете, замучила. Будьте любезны, зайдите в другой раз». Зал восхищенно зааплодировал увиденной сценке — тысячи австралийских фермеров, собравшихся в Сиднее на ежегодный съезд, приветствовали своего любимца.
За много миль от Сиднея, в Нью-Йорке, мужчина, внешне чем-то похожий на Гибсона, с интересом смотрел телетрансляцию этого съезда. Уэнсли Кларксон уже два года пристально следил за каждым шагом известного актера — он собирался писать его биографию. Уэнсли не был новичком в этом деле: он выпустил книги о Стинге и Томе Крузе, знал, как добывать информацию и обходить недоверчивых пресс-агентов, но Гибсон оказался самым крепким орешком из всех, с кем ему доводилось иметь дело.Устоять против его грубого обаяния, против этих пронзительных голубых глаз не могла ни одна женщина. После роли в фильме «Безумный Макс» положение стало просто угрожающим: поклонницы преследовали Мэла повсюду. Впрочем, он никогда этим не пользовался: одним вежливо давал автографы, других столь же вежливо отшивал. Моя жизнь вас не касается», — раздраженно пояснил он однажды. Но публика, не так давно признавшая Гибсона самым сексуальным актером Америки, желает знать о нем все.
Аванс, полученный Кларксоном за будущую книгу, заставил его взяться за дело с удвоенной энергией. Два года Уэнсли, словно ищейка, ездил по всему земному шару, встречался с друзьями, о которых Гибсон и думать забыл, опрашивал соседей, операторов, которые с ним работали, киномагнатов, барменов, наливших Гибсону не одну кружку пива. Юристы Мэла, пронюхавшие о готовящейся книге, рассылали всем и каждому строжайшие предупреждения: «Беседа с этим писакой может стоить вам очень дорого». «Парень, даже если я скажу тебе, который сейчас час, меня уволят на следующий день», — признался Кларксону сотрудник продюсерской компании Гибсона. Уэнсли шантажировали, угрожали и однажды даже побили в темном сиднейском переулке. Но он не сдавался, и теперь перед ним лежала внушительных размеров папка с крупной надписью «Безумный Мэл.К тому же Гибсона мучили постоянные страхи: вдруг после очередной роли он станет никому не нужным, фильм провалится, его не поймут… Он нервничал даже по поводу своего роста: все напарники, как на грех, оказывались выше как минимум на голову, и операторам приходилось идти на всяческие ухищрения — Гибсон вставал на маленькую табуреточку а его партнеры как могли пригибались, чтобы выглядеть с ним одного роста. Особенно Мэла раздражало то, что в каждом фильме ему непременно приходилось раздеваться и светить ягодицами. «Если мне присылают сценарий, в котором на второй странице я все еще в штанах, значит, они просто ошиблись адресом», — мрачно шутил Гибсон. Он ввел в контракт специальный пункт, который так и назывался — «Без брюк я стою дороже», но продюсеров это не останавливало. «Вы говорите, Гибсон сейчас стоит шесть миллионов? — откровенничал продюсер «Смертельного оружия». — Так я вам скажу, что его задница стоит все двадцать.
Впрочем, Уэнсли взялся за книгу не только ради денег. Даже по тем редким интервью, в которых Гибсон начинал откровенничать, было ясно, что он не так прост, как кажется — и уж точно выделяется из компании голливудских суперзвезд. Актер, убивший на экране целую армию злодеев, красавчик, по которому сохнут все женщины мира, оказывается… убежденный католик, поборник семейных ценностей и патриархального образа жизни! Женился в 24 года (не на фотомодели и не на голливудской актрисе, его супруга — скромный зубной врач из Мельбурна) и разводиться не собирается. Воспитывает аж семерых детей, а все свободное время проводит на своих фермах — одна в Австралии, другая в Монтане: разводит овец и коров, копается в земле, выращивает фрукты. С прежней разгульной жизнью было покончено: на столике в его доме снова красуется Библия, подаренная отцом. Мэл пропагандирует здоровый образ жизни и запрещает своим детям смотреть боевики, в которых когда-то снимался. Он даже занялся политикой и поддерживает крайне правых кандидатов в австралийский парламент — тех, которые ратуют за возвращение к заветам отцов и требуют внести в конституцию десять заповедей. Аюристы Мэла делают все, чтобы киноманы никогда не узнали о его бурном прошлом. Другой бы впал в уныние, но не Хаттон: не для того он взрастил десятерых детей, чтобы теперь, когда Судьба подставила ему ножку, давать волю черным мыслям. Кроме него семье никто не поможет — и Хаттон разработал собственную гимнастику для спины, выполнял ее с усердием человека, которому есть что терять, а во время отдыха учил языки и смотрел телевикторины, всегда отвечая раньше игроков. Чтобы оплатить операции, ему пришлось заложить ферму. Работать кондуктором он уже не мог, денег в доме не было ни цента, дети питались чечевичной похлебкой и просроченными консервами — они были дешевле.
Вот этот полицейский отчет обошелся Уэнсли в триста долларов, но он того стоил: в нем подробно описывалось, как Мэл Гибсон и еще два студента, напившись, показывали голые задницы свадебной процессии. Гибсон оказался самым шустрым — он успел убежать и спрятался в ближайшем баре, зато двум его приятелям повезло меньше: разъяренная толпа чуть не разорвала их на части. Австралийцы — народ горячий. «Мы успели закрыться в машине, — рассказывал один из весельчаков, — и только тут поняли, что дело плохо: представьте себе тучу народа, человек пятьдесят, которые явно собираются разбить стекла и вытрясти из нас всю душу. Мы протрезвели моментально. А Мэл, зараза такая, наблюдал за происходившим из окна бара и довольно хихикал». К счастью, все обошлось — подоспевший полицейский спас шутников, а Гибсон, убедившись, что гроза миновала, не спеша вышел из бара и, отойдя на безопасное расстояние… снова спустил штаны! А затем гордо прошествовал под конвоем в ближайший полицейский участок.
Урокам сценического мастерства Гибсон предпочитал ближайший бар, изнурительным репетициям — шумные вечеринки с девчонками и травкой, честным заработкам — ворованную пиццу из соседнего супермаркета. Снова долгие отношения, совместные планы, Мэл даже обещал, что переберется на Таити, но в один прекрасный день произнес все ту же сакраментальную фразу: «Извини. Жениться на тебе я не могу». Гордая девушка не стала резать себе вены, она просто выставила Гибсона вон, но также, как и Дебора, бросила сниматься в кино. И только Кларксону она призналась, что сделала это из-за Мэла: «Я просто не смогла бы сниматься с кем-нибудь еще». Мир никогда бы не узнал актера Мэла Гибсона, если бы его сестре случайно не попалось на глаза объявление Сиднейской театральной студии, приглашающей на прослушивание молодых людей в возрасте от 18 до 20 лет. Требовалось прислать фотографию и заявку — и сестра, вспомнив, как Мэл долгие годы веселил всю семью, втайне от брата послала необходимые документы.Когда в почтовом ящике обнаружили ответ с приглашением на прослушивание, Мэл оторопел. Быть актером? Он никогда об этом и не думал.
Увидев, что Мэл делает серьезное лицо, а сам давится от хохота, они моментально садились в кружок в ожидании очередного шоу. Сложно представить публику благодарней. Громадная семья Гибсонов жила на собственной ферме в глухом медвежьем углу (до ближайшего населенного пункта километров сорок). Мистер Гибсон пристально взглянул на нее и вдруг преобразился: брови нахмурились, губы сомкнулись в узкую полоску, руки сжались в кулаки — ни дать ни взять Безумный Макс из одноименного фильма, некогда принесшего ему всемирную славу. Он коротко хэкнул и занес руку, словно и вправду вознамерился вышибить из навязчивой журналистки мозги. Девушка в испуге отскочила, но Гибсон лишь сделал рукой какой-то неопределенный жест и, довольный произведенным эффектом, галантно произнес: «Извините, леди, сегодня я не в настроении.
…Когда Хаттон очнулся, вокруг уже столпился народ. Два знакомых стрелочника деловито несли наспех сооруженные носилки. Его приподняли, чтобы переложить, и он понял, что дела совсем плохи: боль была не просто ужасной — она была непереносимой, все тело погрузилось в раскаленный океан боли, спину словно раздирало щипцами, да еще казалось, что два огромных кузнеца безжалостно бьют по голове тяжелыми молотами. Хаттон Гибсон вскрикнул и снова потерял сознание.
В больнице ему рассказали, что произошло — оказалось, кто-то разлил в депо машинное масло, и Хаттон, погруженный в свои мысли, не заметил предательской лужи. Поскользнувшись, он крайне неудачно упал: тяжелое сотрясение мозга, тройной перелом позвоночника — врачи, отводя глаза, говорили, что скорее всего он уже никогда не встанет на ноги. Паинька, одно слово. Кларксон сперва даже отчаялся — угораздило же его связаться с таким тихоней! Но теперь журналист был доволен: в заветной папочке собран ТАКОЙ компромат!»Гибсон не любит рассказывать о своей юности, об учебе в Сиднейской театральной студии — теперь понятно почему», — бормотал Кларксон, рассматривая материал, который ему удалось добыть. Но Гибсон-старший твердо верил в свою удачу: во сне ему явилась Дева Мария, а в знамения он верил с детства.
Предки Хаттона жили в Австралии, и к Америке он относился с презрением, хоть и родился в Нью-Йорке: давят истинную веру, думают, что надпись на долларах спасет их от мучений ада. Когда во времена Великой депрессии разорилась его фирма, производящая скобяные изделия, Хаттон разуверился в мирской жизни и решил посвятить себя служению Богу. За пять лет учебы в католической семинарии он разуверился и в Церкви — нет в ней истинно верующих, все сплошной обман. К тому же его духовный наставник стал делать весьма недвусмысленные намеки симпатичному ирландцу — и Хаттон в ужасе бежал из семинарии и завербовался в военно-морские силы США. А через три месяца разразилась Вторая мировая война.
Оттирался так, словно полдня пролежал в навозе».Дебора рассталась с Мэлом и с кинематографом — эта история так ее шокировала, что она решила бросить актерскую карьеру, хотя все считали, что девушка подает большие надежды. А через два года ситуация повторилась до мелочей: на этот раз Мэл закрутил роман со своей партнершей по фильму «Баунти», симпатичной таитянкой. Я не желаю, чтобы мои дети попали в эту мясорубку».
Кларксон открывает папку, перебирает фотографии — Мэл в фильме «Баунти», Мэл с супругой — и останавливается на пожелтевшей вырезке из «Мельбурн Геральд». Заголовок гласит: «Встречайте Гибсонов — семья из двенадцати человек решила вернуться на Родину». Десять ребятишек разного возраста, стоя в зале аэропорта, улыбаются в камеру, счастливые родители внимательно оглядывают своих отпрысков — не потеряли ли кого? Кларксон по привычке находит глазами Мэла — вот он, во втором ряду, щеки как у хомяка — и задумчиво проводит пальцем по изображению невысокого коренастого человека, который без улыбки смотрит в камеру. Хаттон Гибсон. Удивительный все-таки персонаж.
Тогда, после операции, он мог надеяться разве что на чудо. И оно произошло — уже через полгода Хаттон на глазах у изумленных врачей начал ходить без посторонней помощи, а еще через месяц в палату вбежала раскрасневшаяся от волнения медсестра: «Вы Гибсон? Посылали ответы на телевикторину? Боже, не могу поверить!» — и протянула свежую газету. Хаттон скользнул взглядом по строчкам и зарыдал: ему достался главный приз — целых двадцать тысяч долларов! На эти деньги он смог выкупить дом. А вскоре — новая удача: после долгого судебного процесса железнодорожная компания все-таки признала, что тот несчастный случай произошел по ее вине, и выплатила круглую сумму — ее как раз хватило на то, чтобы перебраться из Штатов в Австралию. Все хотят видеть его ягодицы, все женщины ждут этого момента, чтобы заорать «Повернись!» Кларксон дотошно проверил эту арифметику на своем стареньком калькуляторе и поразился: все верно, примерно на эту сумму и увеличивались кассовые сборы, если Мэл появлялся в кадре голым.Гибсон все чаще влипал в истории, стал нервным и раздражительным, регулярно забывал про важные встречи и пресс-конференции и однажды, пьяный вусмерть, чуть не разбился на собственном «форде». Но и это его не остановило. Мэл продолжал пить, и все могло кончиться очень плохо, если бы не произошел случай, перевернувший всю его жизнь.
Заманчивое, конечно, предложение для восемнадцатилетнего парня — Сидней, столица, новые знакомства, да мало ли? Но что скажет папа? Хаттон, однако, не стал возражать: хочется — ну что ж, ради Бога. К тому же одним ртом в семье будет меньше.К удивлению своих соперников, Гибсон успешно прошел все три тура — они-то думали, что эту деревенщину не пустят и на порог знаменитой на всю Австралию театральной студии.
Ты представь, старик, почем нынче бензин?! Понятно, что Гибсона на курсе не очень-то любили: если ему все до лампочки, какого черта он вообще тут делает?Мэл с детства обожал розыгрыши и по поводу и без повода устраивал дома мини-представления. В зрителях недостатка не было: девять братьев и сестер как-никак.
Атмосфера в доме напоминала монастырь: подъем ранним утром, молитвы, снова молитвы и, разумеется, никакого телевизора или воскресных походов в кино. Вплоть до совершеннолетия Мэл Гибсон не знал ни одного голливудского актера, зато прекрасно разбирался в богословских тонкостях и мог цитировать Библию целыми главами — за невыученные строфы отец награждал сыновей хорошими затрещинами, а иногда даже порол, поминая старинную пословицу «Пожалеешь розгу — испортишь ребенка». Однако, несмотря ни на что, дети в папе души не чаяли.Свое будущее Мэл представлял довольно четко: духовная семинария, работа на ферме или, быть может, скромное место техника-смотрителя — он с детства обожал возиться с железками.
Но у членов отборочной комиссии не было сомнений: у парня явный талант, надо его только отшлифовать. Проблема была лишь в том, что Гибсон с большой неохотой прислушивался к советам своих учителей. У него на все имелся свой готовый рецепт — как лучше фехтовать, чтобы зрители пришли в восторг, где в важном монологе сделать томительную паузу… Частенько занятия заканчивались тем, что взбешенный Гибсон хлопал дверью, иногда дверью хлопал преподаватель, но не раз случалось и так, что найденные Мэлом интонации, жесты, реплики оказывались как нельзя к месту. «Он изумительно чувствовал роль, — вспоминал один из его педагогов. — Вживался в нее, натягивал на себя, как шкуру. На этюдах он обычно стоял у самой стены тише воды ниже травы, не пропуская ни слова, а потом выходил на середину комнаты — и от него невозможно было оторвать глаз».
Но на первом же курсе дело чуть не кончилось отчислением — вдали от родного дома и строгого отца Гибсон не смог устоять перед соблазнами большого города….»Ты мне противен! Я тебя ненавижу! — кричала Гибсону невысокая миловидная девушка. — Зачем ты пришел? Убирайся! Я не хочу тебя больше видеть!» Она схватила увесистую бутылку с молодым вином и что было сил метнула в Мэла. Тот еле успел увернуться — большое красное пятно лениво расползлось по белым обоям. Пришедшие на вечеринку гости наблюдали за происходящим с нескрываемым удивлением: Мэл и Дебора были вместе уже полтора года, а близкие друзья поговаривали о скорой свадьбе. И тут такое…
Он целыми днями просиживал в барах, обзавелся новыми друзьями и только чудом не пристрастился к наркотикам. Чего стоила его первая роль! Недаром Гибсон предпочитает вообще не вспоминать об этой картине и даже не указывает ее в официальной фильмографии. На протяжении двух с лишним часов его герой пьет, разъезжает на мотоцикле, трахает все, что движется, даже целуется со своим другом, а в одном из эпизодов появляется абсолютно голым. Но на самом деле заветы отца Мэл не забыл. Девушка явно ждала реакции Гибсона, но тот только неловко развел руками, и она, всхлипнув, выбежала из гостиной. А через двадцать минут парочка, что прогуливалась в саду у дома, ворвалась в комнату с криками: «Надо что-то делать! Дебора пытается перерезать себе вены!»
Этим случаем Кларксон был особенно доволен: все забыли про девушку, с которой у Гибсона случился роман на съемках того первого фильма, а он разыскал ее и узнал немало интересного — до него Дебора никогда и никому не давала интервью. Ныне преуспевающая медсестра, она не могла скрыть волнения, вспоминая о событиях двадцатилетней давности; «Мел подбежал и выхватил нож у меня из руки. Он был точно в трансе, пытался остановить меня, зажать рукой запястье, а я отбивалась и кричала: «Не трогай, уйди, я хочу умереть!» И кровь, кровь так и хлестала, все вокруг было в крови». Глядя в увлажнившиеся глаза Деборы, Кларксон подумал, что она и по сей день не может забыть Гибсона. «Мэл был хорошим, очень хорошим, правда. И главное — искренним. Но он никогда не был джентльменом. Он даже ни разу не подарил мне цветы. А уж заплатить за ужин — что вы! Всегда платила я, причем за нас обоих». Они встречались на квартире у Деборы, иногда — очень редко — Мэл приводил ее к себе в студию, которую снимал на паях с друзьями. Они были вместе уже полтора года, но как только Дебора начала осторожно заговаривать о свадьбе, то сразу же получила от Мэла прямой и безапелляционный ответ: «Я не могу на тебе жениться. Ты же не девственница. А я женюсь только на девственнице». Тогда-то Дебора впервые и подумала о самоубийстве.
Хаттон Гибсон наверняка одобрил бы позицию сына: ведь он и сам, найдя себе невесту, первым делом отвел в сторону ее родителей и вежливо, но твердо уведомил их, что женится только в том случае, если их дочь сохранила невинность. «Я чуть с ума не сошла, когда это услышала, — продолжала вспоминать Дебора. — Ведь это он соблазнил меня, он затащил меня в постель! А теперь я оказалась для него неподходящей. Вроде как грязной». Мэл никогда не забывал, что секс — занятие хоть и приятное, но греховное. «0н всегда выключал свет, старался, чтобы я не увидела его голым, прикрывался при каждом удобном случае. Бред, правда? Мы ведь были любовниками! А когда он заканчивал заниматься любовью, то обязательно залезал в душ и мылся по полчаса кряду.»Не бывает атеистов в окопах под огнем» — ложь этой старой американской пословицы Хаттон понял в первом же бою. Его окружали язычники, которым завтра, быть может, суждено было умереть, а они и не думали о том, чтобы очистить душу и направить все помыслы к Господу. Побывав под обстрелом, Хаттон и сам стал сомневаться в вере и поклялся, что его дети никогда не возьмут в руки оружия. И много лет спустя, когда американских подростков стали посылать во Вьетнам, Хаттон не сомневался ни минуты — он собрал всю семью за обеденным столом и объявил: «Мы перебираемся в Австралию.
Его однокурсники проводили дни в спорах о том, как пробиться в Голливуд или хотя бы попасть в какой-нибудь местный театр, какие типажи сейчас в моде, но с Мэлом об этом никто и не заговаривал: он все равно отвечал, что ему как-то по барабану. Заметят — ладно, не заметят — ерунда, не пропадет. Вот тут отличный приработок наклюнулся: приходишь ночью на автостоянку, находишь джип повместительней, открываешь бензобак — ну а дальше дело техники.
И самым загадочным. Актеры обычно любят расписывать свое детство в самых ярких красках, и чем мрачнее оно было, тем охотнее они делятся подробностями своей биографии: глядите, кем я был — и чего добился. Впрочем, у большинства из них путь в профессию был примерно одинаков, это Кларксон давно усвоил: семинар по сценическому искусству в колледже, самодеятельный театр, мелкие постановки, Бродвей и так далее… У Гибсона все было иначе, но о себе он не хочет говорить ни слова. «Спасибо моей семье, они меня вырастили, я обожаю своих родителей!» — и все, ни больше ни меньше. «Смотрите мои фильмы, этого достаточно. Причем его домогались не только юные девушки, но и вполне солидные дамы. Кларксону рассказывали, что на одном из каннских приемов к Гибсону подошла яркая блондинка, оказавшаяся женой известного голливудского продюсера, и без обиняков предложила провести с ней ночь. «Подумайте, Мэл, — говорила она томным голосом. — Если вы мне откажете, я и мой муж сделаем так, что ни одной приличной роли вам уже не достанется». Гибсон в ужасе бежал с того приема — и в ту же ночь попал на вечеринку арабского нефтяного магната, где на него положила глаз сестра этого магната. Мэл еле выкрутился — ему снова пришлось спасаться бегством, на сей раз через маленькое окошко туалета.
И все бы хорошо, если бы не одно «но»: к 25 годам Мэл Гибсон стал законченным алкоголиком.Впрочем, в этом не было ничего удивительного. Он пил, когда учился, пил на съемках, вечером расслаблялся виски, утром похмелялся пивом. «У нас в Австралии, если ты не можешь выхлестать несколько кружек зараз, ты просто не мужчина», — оправдывался Мэл. Но сам, однако, несколькими кружками не ограничивался.
С тех пор он избегал шумных приемов. А вскоре и вовсе перестал обращать внимание на женщин. Неистовый Мэл, как его прозвали в киношных кругах, женился. Он нашел-таки подходящую девушку (она оказалась его соседкой и зарабатывала тем, что лечила зубы в небогатом квартале); теперь оставалось обзавестись детьми, и можно было жить спокойно.
Он просто не мог приступить к роли, если с утра не приканчивал упаковку крепкого «Миллера» — шесть бутылок, одна за другой. В течение съемочного дня Мэл то и дело прикладывался к фляжке с коньяком, а после съемок отправлялся прямиком в бар за фирменным коктейлем, который он называл «жидкой ненавистью»: двойной скотч с пивом. А чем еще прикажете заниматься, например, на том же Таити, где они снимали «Баунти», живя в палатках с ядовитыми пауками? Или в Таиланде, где всю съемочную группу водили под охраной, потому что местный наркобарон поклялся их убить, за то что они забрались на его территорию (потом он, кстати, оказался фанатом Гибсона и за фотографию с его автографом устроил группе райскую жизнь)?
Интимная биография». Фотографии, отчеты, десятки расшифрованных интервью… Уэнсли знал, что за каждый из этих документов юристы Мэла перегрызут ему горло, но тем занятнее было в них копаться — Кларксон, тридцатилетний уроженец Лондона, переехавший в Лос-Анджелес в погоне за шальными деньгами, любил риск. Сразу же по приезде он отправился на биржу труда, заполнил анкету, прошел стандартные тесты — и выяснилось, что уровень его интеллекта по всем подсчетам близок к гениальности. Уже через месяц бывший кондуктор работал начальником перспективного компьютерного департамента в крупной австралийской фирме.Нужно ли говорить, что после таких перемен Хаттон Гибсон стал самым ревностным католиком на Земле, Он объявил себя последним хранителем Истинной веры, организовал Всемирное движение по спасению католичества и устраивал в лесу тайные молельные собрания, убеждая свою паству, что веру отцов искажают и унижают клевреты Папы Римского.
…Мужчины дрались молча — шесть мускулистых парней ожесточенно колотили друг друга всем, что попадало под руку. Драка началась случайно, как это обычно бывает в провинциальных барах — косой взгляд, пьяное словцо… Мэл, поддававший в баре со съемочной группой, внезапно оживился: «Сейчас я их остановлю. Вот смотрите!» Пошатываясь, он вышел из-за стола, ввинтился в толпу и, театрально разведя руки, объявил с расстановкой: «Друзья! Прекратите драку! Я — Мэл Гибсон!» Но ожидаемого эффекта это сообщение не произвело. «Гибсон? А пошел ты!» — выдохнул один из нападающих и обрушил на его голову бутылку. Мэл рухнул на пол.
Три дня жизнь актера висела на волоске: череп ему проломили основательно. Оправившись, Мэл объявил, что начинает новую жизнь. Он купил ферму в штате Монтана, бросил пить и записался в Общество анонимных алкоголиков. Раз в неделю собирает близких друзей на барбекю, сам жарит мясо: «Давайте, парни, попробуйте этого теленка, я откармливал его два года». В интервью говорит только о супружеской верности и Боге. Ни одного романа на стороне, да что там романа — даже безобидной интрижки с какой-нибудь моделькой не найти, о звездах и речи нет.
Но вышла книга Уэнсли Кларксона, и разразился скандал. Подробности детства и юности, тщательно описанные загулы и документально зафиксированные измены — с продавщицей обувного магазина, с девочками-подростками маленького американского городка, фотографии, на которых пьяный Мэл целует каблуки туфель своих подружек, — таким Гибсона еще не знали. Его пресс-агенты пытались запретить продажу скандальной книги, но безуспешно. А сам Гибсон, прочитав несколько первых строк «Безумного Мэла, тут же поклялся, что «прикончит этого грязного писаку». Биография, кстати, начинается с фразы: «Я писал эту книгу с одной целью: раздразнить, разоблачить, привести в ярость Мэла Гибсона. Думаю, что у меня это получилось».
