Ежи Липман

Гражданство: Польша

Несколько страниц фантастической биографии

Он работал с Анджеем Вайдой и Ежи Кавалеровичем, Александром Фордом и Анджеем Мунком, Романом Поляньским и Ежи Гоффманом, а с нашим Михаилом Богиным снял «Зосю». В самом конце 60-х он успел еще получить от родного польского правительства Премию первой степени за «Пана Володыевского». Однако чуть ли не сразу после этого то же правительство велело разобрать уже готовые к съемкам декорации фильма Александра Форда «Вы свободны, доктор Корчак», а самого режиссера вкупе с оператором, равно как еще несколько десятков тысяч евреев, вытолкнуло из страны, лишив заодно польского гражданства.

А что было потом — смотри начало статьи. И вскоре так вошел в этот вкус, что превратил его в смертельно опасный спорт на краю почти неизбежной гибели.Единственным ограничением этой парадоксальной свободы была необходимость постоянного передвижения с места на место, поскольку нечто вроде советской прописки соблюдалось оккупантами и туземной полицией чрезвычайно жестко. А уж человеку, которому судьба начертала на лице самыми крупными буквами его отложенный на время смертный приговор, лишний раз попадаться на глаза охочим до еврейской крови землякам было совсем уж рискованно.И Липман выбирает «место под фонарем».

Оказалось, что его нашли рядом с трупом убитого немца. И хотя документы у него были вроде бы в полном порядке — транспортфюрер Георг Либих возвращается в свою часть на Украину, однако у гестапо появились сомнения, ибо кто-то видел, что Липман на вокзале пил вино с какими-то подозрительными личностями, говорившими на чужом языке. К счастью, в это время началось американское наступление на Апеннинах, гестаповцам стало не до него.

Правда, называлась тогда эта страна Великой Германской Империей, а проще говоря, тысячелетним Третьим рейхом. Изъездил же ее в пассажирских поездах и воинских эшелонах в форме офицера вермахта польский еврей с карикатурно-семитской внешностью, чудом избежавший смерти в гетто подваршавского Воломина перед самой его депортацией и скрывший свое чудовищно опасное по тем временам существо там, где никому из гитлеровцев и в голову не пришло бы искать «недочеловека».

Впрочем, это лучше начать с самого начала, с рождения в Бресте (он назывался в ту пору еще Брест-Литовском), в ассимилированной семье, где в равной степени были родными и польский, и немецкий, и идиш, и белорусский. Да и русский был Липману не чужд, во всяком случае с нами, режиссером Мишей Богиным и мной, по-русски он говорил достаточно свободно.

В Ульмской комендатуре он попросил отправить его на фронт, в свою часть. Но в неразберихе сорок четвертого года установить, где находится эта несуществующая часть, было невозможно. Поэтому его отправили в Краков, а оттуда в Радом. И поскольку в восставшую Варшаву проникнуть было нельзя, ибо она была окружена немецкими войсками, то, выправив себе очередную порцию документов, он легкомысленно отправился в Рембертов, откуда начал некогда свое путешествие по Европе. В самом конце 60-х он успел еще получить от родного польского правительства Премию первой степени за «Пана Володыевского». Однако чуть ли не сразу после этого то же правительство велело разобрать уже готовые к съемкам декорации фильма Александра Форда «Вы свободны, доктор Корчак», а самого режиссера вкупе с оператором, равно как еще несколько десятков тысяч евреев, вытолкнуло из страны, лишив заодно польского гражданства. Так Липман, помимо своей воли, оказался в Западной Германии.

Благо один из его школьных друзей пристроил его к себе, в «Организацию Тодта», отправлявшую транспорты добровольных и подневольных «восточных рабочих» на оккупированные советские территории, где им предстояло строить мосты, аэродромы, укрепления во славу и на пользу пока еще победоносного вермахта. Началось это с поездки куда-то под Смоленск. А продолжилось под Киевом, под Вязьмой, едва ли не под самой Москвой… Спустя много лет соавтор Липмана по «Каналу» сценарист Ежи Стефан Ставиньский предложил кинематографическим властям заявку на фильм о фантастической судьбе своего друга. Заявка была отвергнута безапелляционно — у польского экрана был свой, куда более арийский герой по имени Ганс Клосс, не вызывавший ненужных ассоциаций. Точно так же, как у экрана советского был свой Штирлиц, а не какой-нибудь сомнительный этнически, хотя и реальный Лев Маневич.

Естественно, что эта игра со смертью настолько захватывает стройного «аусланддойча» в элегантном офицерском мундире, что, освоив безбрежные просторы оккупированного Советского Союз, он вскоре перемещается на Запад, путешествуя по Италии, Франции, Бельгии и Германии. (В военной биографии Липмана есть вполне правдоподобная история о том, что однажды он специально отправился в Берлин, чтобы преподнести доброй знакомой букет варшавских роз ко дню рождения.) Но, разумеется, не ради романтических эскапад все это затевалось. Из этих поездок Липман с приятелем привозили оружие для подполья. У них это называлось разоружением противника, что особенно легко проходило в Италии, где однажды им удалось обезоружить целую группу офицеров итальянского генерального штаба, предварительно раздев их догола, чтобы не дать им пуститься в погоню. К сожалению, с немцами дело обстояло куда хуже. Однажды в Милане они нарвались на немца, который ответил выстрелами. Липман был ранен в ногу и в бессознательном состоянии доставлен в немецкий госпиталь.Впрочем, в отличие от большинства своих соплеменников Липману не пришлось искать работу. Во-первых, с западными немцами он работал еще в конце 50-х, а во-вторых, и это было куда важнее, немецкий он знал не хуже, чем польский. Не говоря уже о том, что и Германию он объездил в годы ранней молодости вдоль и поперек… В результате его перевозили из одного госпиталя в другой, пока где-то в Альпах санитарный эшелон не попал под бомбежку, а Липман не остался вообще без документов, весьма кстати сгоревших в штабном вагоне. Именно это спасло его от дальнейшего следствия: не растерявшись, Георг Либих выдал себя за раненого в бою с партизанами и даже был награжден медалью с нашивкой за ранение.

Однако дальнейшее пребывание в госпитале становилось все более небезопасным, тем более что в Варшаве в это время вспыхнуло восстание, и пора было возвращаться к друзья по подполью.Как ему удалось связаться с варшавским подпольем, вероятно, так и останется неизвестным. Однако, судя по всему, еще в гетто у него были какие-то контакты со столичным сопротивлением. Так что поначалу его просто, как многих других, друзья и знакомые прятали по чердакам и чуланам, передавая из рук в руки, пока ему это не надоело. Выправив соответствующие документы — а в оккупированной Польше существовала просто-таки настоящая индустрия по производству фальшивых продовольственных карточек, служебных удостоверений, «кеннкарт», одним словом, всего того, что позволяло чувствовать себя почти неуязвимым в собственной оккупированной стране, — он начал искать себе времяпрепровождение по собственному вкусу. И здесь удача ему изменила: как раз в это время Красная армия перешла в наступление, немцы приступили к эвакуации населения, и во время одной из облав Липмана замела фельджандармерия. Можно себе представить: человек в штатском, в чемодане офицерский мундир, пистолет, фотоаппарат, к тому же пьет водку с поляками и вообще как-то не слишком похож на арийца… Одно из двух — либо шпион, либо дезертир, в любом случае расстрелять… Но расстрелять немецкого офицера без суда и следствия было не по правилам, нужен был прокурор, и не просто прокурор, а из авиационной юстиции, так сказать, по принадлежности. А где его взять, если вся гитлеровская юстиция сломя голову бежит от русских? И здесь начинается последняя глава липмановских путешествий, которую можно было бы назвать «В поисках прокурора». На этот раз по родной Польше — из Модлина в Цеханов, оттуда в Пултуск, затем в Плоньск, далее в Пшасныш, потом в Ольштын и, наконец, в Илаву… Но и там от прокуроров не осталось и следа. Так что Липману пришлось взять свою судьбу в свои руки. Когда конвоировавший его стражник-украинец задремал, он вытащил у него папку с документами и был таков. Потом он добрался до друзей из подполья, вступил в один из отрядов Армии Людовой и продолжал заниматься любимым делом. Освобождение Варшавы застало его в очередном «отпуске» в Берлине. После победы он вернулся в Польшу, но и там его приключения не закончились. Путешествуя с фотоаппаратом по родной стране, привлек внимание молодой контрразведки Народной Польши и попал в кутузку по обвинению в шпионаже в пользуненазванной страны. Впрочем, неприятности с ним случались и позже, пока в конце концов он не окончил Лодзинскую киношколу, став одним из самых знаменитых кинооператоров мира. И это были лучшие годы его жизни.

P.S. При этом Липман пытается завязать контакты с советским подпольем, но к странному чужаку оно относится с естественным подозрением. К тому же русские просторы довольно быстро надоели любителю экстремального туризма, тем более что на этих просторах нетрудно было наткнуться на соотечественника, земляка, а то и просто недоброго соседа.В результате Липман покидает «Организацию Тодта», возвращается в Варшаву, по собственной инициативе вместе с таким же неутомимым другом по этническому несчастью собирает данные о дислокации вспомогательных частей немецкой авиации, так называемых люфтваффенбау, на восточных территориях и передает их подполью, которое взамен выправляет им следующие фальшивые командировки. И так без конца и края, без перерыва и остановок.