- Та компания решила проект по склеиванию сосудов продать вместе с сотрудниками. Я не стал дожидаться переезда куда-нибудь в противоположный конец Соединенных Штатов, в Сан Франциско, например. Хотя был готов к этому — жить-то надо. И я перешел в другую компанию, которая, судя по объявлению, занималась чем угодно, но вовсе не тем, чем раньше занимался я: идеями Фредерикса, жидкими кристаллами и так далее.
Мне пришлось очень много работать с книгами. Из многотомной «Истории искусств» Алпатова выписывал длинные цитаты, читал специальную литературу по творчеству Сезанна… В моем случае это оказалось очень важным, потому что работаю с литературой по сей день. В 7-8 классе, как раз, когда началась физика, я в искусствоведении разочаровался. К тому же время было реакционное, начало семидесятых годов. Задумываясь о серьезной профессии, я понимал, что заниматься искусством под руководством товарища Романова (первый секретарь Ленинградского обкома КПСС в те годы. — В.Н.) означает несвободу. Поступил в Техноложку (Технологический институт имени Ленсовета — так он назывался до недавних времен. Здесь учились академики Капица и Иоффе, Георгий Валентинович Плеханов и другие выдающиеся ученые. — В.Н.) Здесь, еще до революции, учились мой дед и прадед.
- А искусство осталось, значит, только для души?
- Не совсем. Я всегда пытался найти в науке красоту, считал, что эстетическое начало играет в ней огромную роль. Каждая большая культура и в науке имеет свой неповторимый облик. Для меня существуют совершенно отдельно немецкая и скандинавская, французская и английская, а также русская наука; я очень хорошо их различаю. На мой взгляд, только сочетание этих наук дает ту науку, которую имеет наша цивилизация. Французские ученые всегда отличались огромной фантазией, немцы — скрупулезностью, умением создавать трудоемкие таблицы, справочники, остающиеся на века. Они не гнушаются черновой работы, не акцентируют внимание на элегантности материала в такой степени, как французы. В англичанах и скандинавах сочетаются скрупулезность и добросовестность немцев с полетом фантазии французов. Русские научные школы оказались под влиянием немецкой и французской школ одновременно — достаточно вспомнить историю Петербургской академии наук, да и всего русского общества XVIII, начала XIX веков. След русской науки, как и культуры 20 столетия, неповторим.
- Тем не менее Нобелевские премии обходили и обходят Россию стороной: русских Нобелевских лауреатов можно сосчитать на пальцах.
- Тому есть свои причины, но в России существовало несколько школ мирового класса, особенно в теоретической физике. Теоретические школы в России широко известны, а вот экспериментальная наука всегда страдала — из-за отсутствия средств. А в 70-е годы это отставание усугубилось тем, что партийные вожди не смогли понять роли вычислительной техники… После Техноложки я попал в Институт высокомолекулярных соединений Академии наук, где работал с Сергеем Яковлевичем Френкелем, сыном великого Френкеля, известного как создателя теорий в области физики жидкостей, кристаллов и полупроводников. Там же я познакомился с выдающимся ученым в области физики жидких кристаллов Виктором Николаевичем Цветковым. Его учителем был Владислав Константинович Фредерикс, сын министра царского двора и замечательный ученый, сделавший открытие, на котором основан принцип действия жидкокристаллических дисплеев. На Западе не верят, что это открытие сделал русский ученый, к тому же обладавший немецкой фамилией. Вот вам и живой пример влияния немецкой научной культуры на русскую науку. А упомянутый мною ученик Фредерикса Цветков объяснил этот эффект, ввел методы, позволяющие его изучать, и некоторые фундаментальные физические параметры, которые мир использует до сих пор. Но на интервью меня попросили рассказать именно об этом, они заинтересовались. Я смотрю и думаю: господи, да это же очень похоже на нашу Академию наук. Люди занимаются разными вещами, хорошо образованные, приборов полно, атмосфера прекрасная. За полдня я сумел почувствовать что-то родное, и в конце интервью по-простецки так попросил: покажите мне мой кабинет.
Разослал автореферат, но тут пришло время уезжать в Америку, ведь срок действия визы для получения грин-карт — всего четыре месяца.
- Женя, когда вы с женой Тамарой, тоже физиком, стали работать за границей?
- В 1990 году мы получили приглашение из США приехать с лекциями на несколько недель. Нас не пустили в родном институте — просто отказались оформить командировку. Стоят они недешево…- Проблема еще в том, что при старом способе для остановки кровотечения хирург должен пережимать сосуды, иногда кровотечение может длиться час. То есть больной лишний час лежит под наркозом. А мы делали такой клей, который не только сокращает время операции на час, но на два дня cокращает время его пребывания в реанимации после операции. Больше всего их поразила этика на рабочем месте, отсутствие склок. Хотя приехали они не этике учиться, а конвейеры смотреть. Между тем люди есть люди, и не обходится без противоречий. Но общее дело оказывается важнее, и противоречия не разрастаются до скандалов. Невольно вспоминаешь и людей, и события, хотя, к сожалению, в памяти многое потихонечку стирается, острота воспоминаний слабеет. Тем, кто отсекает свое прошлое, видимо, это помогает психологически. Мне такого рода уловки не нужны, более того: я стараюсь общаться с людьми по принципу возвращения в прошлое. Поэтому наши жалобы на неправильный прогноз погоды неосновательны, просто мы привыкли мыслить в строго детерминированном стиле. По-моему, прогресс в образовании, политике, в движении общества невозможен без понимания динамики поведения сложных систем. Великие люди воспринимают эти динамические законы интуитивно — и побеждают.
Возвращаюсь к параллелям «наука и искусство» или «наука и литература». Это не парадокс, нет. Скромным нужно быть в том смысле, чтобы не говорить, что вы хотите от работодателя, а, напротив, попытаться доказать, как ваши достоинства могут пригодиться ему. Вот тут-то скромничать нельзя: все лучшее, что в вас есть, — на стол. Эволюция общества, как и отдельная человеческая судьба, тоже непостижима, мы не можем сказать, что она строго задана, мы говорим, что есть в ней и элемент случайности, и элемент необходимости. Меня очень интересует эта параллель между гуманитарными науками и физикой. Новая физика оказалась способной объяснить многие процессы, биологическую эволюцию, появление жизни на Земле. Иногда этот раздел науки называют новой химией, причем химические процессы описываются теми же математическими уравнениями, что и физические. Математика играет очень важную роль, и какое счастье видеть, как живой эксперимент подчиняется математическим уравнениям! Математические модели новой физики используются на бирже для предсказания прибыли, причем весьма успешно.
- Все это очень интересно, но вернемся к твоей работе в Германии.
- Там было так здорово работать, что я забывал все на свете. Пожалуй, один из самых распространенных примеров — ядерный магнитный резонанс в медицине. Эффект, открытый более полувека назад физиками, широко в медицине используется, но что врачи будут делать еще через 50 лет, если физика не будет финансироваться в полной мере?Итак, мне трудно было продолжать заниматься периодическими структурами в Америке. Тем не менее у меня были большие планы в Германии, я постоянно находил новые гранты, новые группы, где можно было бы продолжить работу; мы с женой получили престижный грант, включавший право работать на известнейшей французской установке по рассеянию нейтронов, но выигрыш крин-карт все в нашей судьбе переменил. Хотя решиться было очень трудно: свою докторскую я уже отдал для чтения оппонентам, да и Виктор Николаевич Цветков на предзащите похлопал меня по плечу — это для меня было и до сих пор является высшей похвалой.
- Но вот вы здесь. Что ты можешь сказать об американской науке?
Впрочем, ученые — тоже люди, очень любят обсуждать общих знакомых (смеется). Я думал, что я один такой, но спросил как-то одного очень крупного ученого: верно ли мое наблюдение насчет обсуждения знакомых. Он рассмеялся и со мной согласился. В основном страдает физика, так как физика всегда приносит пользу несколько позже, чем того хотелось бы инвесторам. Таким положением озабочены многие знаменитые американские ученые, включая тех, кто работает в государственном аппарате. Однако все, что касается наук о жизни (life science): биохимии, медицины, молекулярной биологии, — финансируется весьма хорошо. Современный подъем медицины и биофизики основан на методах, предложенных ранее физиками. Лучшего места для ученого найти невозможно. Но в одном смысле мне там было тяжело: я всегда ощущал себя гостем. Там чувствуешь давление немецкого порядка, от которого современные немцы тоже страдают. Они тоже иногда хотят бросить бумажку на улице, им тоже неуютно сидеть на узеньких скамеечках в трамвае…
Однако почти сразу я нашел работу: писать главу о жидких кристаллах в одну из научных книг. Я писал главу, сидя на предпоследнем этаже старого здания Бруклинского политехнического университета, глядя изредка на падающие хлопья снега, на деревья внизу, усыпанные лампочками в честь Рождества. Несмотря на идилличность сей картины, я не переставал искать более высокооплачиваемую работу, и буквально через месяц в одном из университетов мне предложили должность приглашенного профессора — читать курс физики полимеров. Любопытная деталь: интервью отложили на три дня из-за снежной бури.- Конечно, хотя бы потому, что они говорят на моем родном языке. Ученый может общаться с коллегами независимо от их происхождения, и это очень живое общение, дающее яркие впечатления. Я, в принципе, живу этими впечатлениями — ведь они основаны на общности научных интересов. Так бы мы там и работали, когда бы не произошло нечто: я сидел в кабинете, вдруг — звонок из фирмы, занимающейся поиском людей для работы. Я снял трубку, меня спрашивают: «Вы не могли бы кого-нибудь порекомендовать для работы в одной из медицинских компаний в Бостоне?» Конечно, сказал я, могу. Есть очень хороший человек — и назвал свою фамилию. Послал им свои документы, прошел интервью и оказался в американском Питере.- Этот вопрос является, как ни странно, продолжением предыдущего. Как вы вживетесь в коллектив и построите свои взаимоотношения с коллегами, видно в ходе прохождения интервью. Ведь профессионализм — необходимое, но далеко не достаточное условие успеха. Вернее сказать так: профессионализм в Америке понимается шире, чем в Европе.
В Америку я попал только в начале 1992 года; жена тоже получила приглашение — поработать в Генуэзском университете в Италии. Наши зарубежные поездки стали возможными только благодаря падению коммунистического режима, так как администрация не смогла больше нас сдерживать, и мы стали свободными, как ветер. Это было очень тяжелое для России время, но свобода того стоила. Нам повезло: мы никогда так много не путешествовали — ни до, ни после, посещая конференции, университеты, читая лекции по работе, встречаясь с замечательными, потрясающе интересными людьми.
Я очень удивлялся тому, что продукта еще не было, а его маркетинг шел вовсю: работали вместе с хирургами, узнавали их мнение.
- Женя, но ты ведь работаешь не в Бостоне, а в Нью-Джерси. Компания переехала?
ИНТЕРВЬЮ С ЕВГЕНИЕМ ПАШКОВСКИМ
Мой собеседник — Евгений Пашковский, ученый-физик, сотрудник одной из крупнейших американских физико-химических фирм. - Женя, извини за банальный вопрос, но я его все же задам: как ты стал физиком?- В пятом классе… Извините тоже, что начал очень уж издалека, но мне кажется это важным: я тогда записался в кружок искусствоведения в Эрмитаже. Эффект называется «Эффект Фредерикса-Цветкова». Моя докторская диссертация и была посвящена изучению динамических структур, возникающих при вращении жидких кристаллов в магнитном поле, основные идеи которого были заложены Цветковым.- Ты защитил ее?- Увы, нет. А они говорят в таком смысле, что кроме тебя много еще претендентов. Но взяли все-таки меня.
- Ты прошел полдесятка интервью. Как быть на них успешным?
- Готовых рецептов прохождения интервью нет, а если кто-то их предлагает, лучше не прислушиваться, так как люди часто упрощают проблему. Однако существуют общие правила. Первое: надо быть предельно скромным. Второе: стараться как можно выгоднее себя представить. Читая Борхеса, я увидел у него множество схем, существующих в новой физике. Это схемы эволюции человеческой судьбы, очень похожие на эволюцию физической системы, когда система проходит через ряд узловых точек. Находясь в такой точке, на развилке, система не знает, по какому пути пойдет эволюция: направо или налево. Ведь интервью — это своего рода купля- продажа, вы продаете свои таланты, опыт, энергию. Но представляя себя, нельзя уходить слишком далеко от истины.
- Если можно, расскажи вкратце о взаимоотношениях с начальством и коллегами по работе, о вживании в американский коллектив.
Вот тогда я почувствовал разницу: компания платила за гостиницу, арендовала для меня машину. На этой фирме я впервые оказался в настоящем американском окружении, мы разрабатывали клей для склеивания сосудов при операциях на сердце.- Сейчас сосуды сшивают. Причем специальными нитками,сделанными из воловьих жил, которые со временем рассасываются. Он включает умение быть полезным коллегам, умение играть в команде. Здесь служебная этика играет большую роль, чем в Европе, не говоря уже о матушке России. Я видел документальный фильм про немцев, приехавших на заводы Форда после Второй мировой войны перенимать опыт. Начиная с 1993, и по 1995 год я работал по приглашению в Германии, так как наша с Тамарой тема — «Образование периодических структур в жидких кристаллах» — оказалась для немцев актуальной. Профессор, пригласивший меня, интересовался так называемой новой физикой, или синергетикой. Эта наука описывает образование и динамику упорядоченных структур. Перистые облака, полосы зебры или тигра — примеры таких структур. Одним из обьяснений таких различий является то, что степень социальной защищенности на государственном уровне здесь ниже, чем в Европе, поэтому люди в значительно большей степени заинтересованы в успехе корпораций, дающих им такую защищенность, так называемые «бенефиты».
- Твои общие впечатления об американских ученых.
- Деловая сторона научной жизни, которая обсуждалась нами, сугубо различна в Америке и Европе. Здесь же мне хочется поговорить о том, что сближает людей науки. В России и на Западе всегда были ученые и те, кто просто получал деньги, работая в науке. Везде есть люди более или менее талантливые, избирающие разные схемы успеха. Подлинная наука — это высший вид творчества, и в этом смысле жизнь в науке наднациональна. Именно возвращение в прошлое и дает мне ощущение силы и энергии, которые так необходимы в настоящем. Например, в машине я слушаю песни Мусоргского, оперы «Борис Годунов» и «Евгений Онегин».- Можно понимать сказанное так, что ты отдаешь предпочтение русским друзьям?
Многие в твоем случае не оглядываются назад, для них Россия перестает существовать.
- Мы не можем отсечь свое прошлое. Я считаю, что наша жизнь расколота надвое: одна ее половина прошла там, другая проходит здесь. Безусловно ясно: то, что мы делаем здесь, основано на нашей жизни там. А в жидкостях такие структуры живут, двигаются, рождаются и исчезают. Рождение определенной структуры невозможно предсказать с точностью 100 процентов. Существует тонкий баланс между волей случая и необходимостью физического закона. Это как предсказание погоды: вы точно не знаете, куда пойдет тайфун и сохранит ли он свою силу. Принципы человеческого мышления и мотивация ученых разных стран примерно одни и те же. И все-таки, мне кажется, что в американской научной жизни гораздо большую роль играет практическая сторона: очень часто профессора являются авторами идей и патентов, под которые инвесторы дают деньги, учреждают новые компании, иногда они даже так увлекаются бизнесом, что забывают о студентах. Но об этом, то есть о связи науки и образования, об американских студентах и профессорах, вам, я думаю, стоит поговорить отдельно — с человеком, лучше меня знающим академическую жизнь Америки.- У тебя сейчас все в порядке, ты имеешь интересную высокооплачиваемую работу.
На интервью со мной декан факультета пришла в лыжном костюме и с собакой. Во время беседы собаку привязали к фикусу, полагая, что фикус в случае чего удержит пса, а это была огромная японская лайка. В результате фикус оказался на полу, земля высыпалась из бочки, секретарша умаялась ее собирать. Короче, из Бруклина мы переехали в пригород Филадельфии, и вскоре Тамара присоединилась к группе, где я работал.- Она несколько другая, так как финансируется по-другому. Есть замечательные ученые, хотя на «чистую» науку средств выделяется меньше, чем, скажем, в Германии или Франции. А престиж науки напрямую связан с выделяемыми средствами.
